Кинологический Центр Лианозово
БИБЛИОТЕКА
Помешанный Карам



Чего говорить, впечатляюще красив был этот «азиат»- мощный, яркий и очень, очень выразительный. Недаром пользовался успехом на выставках и спросом в разведении. И немало детишек наплодил. А жаль.

Я с ним близко познакомился по месту его жительства — в питомнике автозавода, когда устроился туда работать вожатым. Времени на знакомство с собаками не слишком много было выделено, и напрасно я его не терял: каждую свободную минуту ходил налаживать отношения, разговаривал, подкармливал сквозь решётку. Кого-то из зверей больше кусочки прельщали, а кому-то хотелось общения. Были там и записные злодеи, и даже пара патологических отморозков. Но и добряков, и трусов имелось в достатке — даром, что все считались караульными, которым вроде бы по одному лишь званию уже полагаются злоба и бесстрашие. А Карам вёл себя спокойно и флегматично, поднесённое мясо принимал как должное, агрессии же ни в коем виде не проявлял. Правда, теперь вспомнить, так, пожалуй, разок-другой я и заметил искоса его нехороший взгляд. Ну да сейчас, может быть, лишь кажется, что заметил, а на самом деле это просто стёршаяся отчасти память воображением дополняется.

В течение четырёх суточных смен собачки и я друг к другу привыкали. Но вот отпущенный на установление контактов срок истёк, и впервые мне предстояло кормить размещённых по вольерам разношёрстных друзей человека совершенно самостоятельно. Удивило меня, конечно, что никто из бригады со мной вместе не вышел — это не дело ведь, по совести говоря, без подстраховки новичка оставлять, — но, как говорится, в каждой избушке свои погремушки, мало ли что за обычай тут заведён! А обычай, как выяснилось в тот день, был в ходу самый сволочной — крещение боем. Меня нарочно никто не стал предупреждать о Карамовом дурном нраве.

Хожу вдоль клеток, разливаю кашу по мискам. Не решаюсь зайти за пустой посудой только к кусачему «южаку» Амуру да к старому, больному и вечно раздражённому «азиату» Закир-хану. Эти славны своим гостеприимством и без доброго потчевания наружу вряд ли выпустят. Потом-то с Амуром мы поладили, и как при необходимости загнать Закир-хана в будку я тоже уяснил, хотя без крайней нужды старался старика не беспокоить. А к Караму в вольер вошёл тогда без особой опаски. Ведь чем, ко многим прочим своим добродетелям, хороши «азиаты» — совершенной предсказуемостью во взаимоотношениях, что с людьми, что с собаками. Прежде чем начнут действовать, всегда загодя покажут свои намерения, мирные или злые. Карам лежал себе расслабленно у дальней стенки, безмятежно глядел на меня, и ни угрозы, ни беспокойства в нём не чувствовалось. Миска его стояла посередь вольера и, в общем-то, подойти и плеснуть в неё каши не представлялось нарушением правил поведения, чреватым какими-либо неприятностями. Если кобель намекнёт, что ему не по вкусу вторжение полузнакомого человека на его территорию, то я успею без спешки, не обостряя ситуации, ретироваться. Изливая непрерывный поток ласковых слов, неторопливо открываю дверь — ноль реакции. Захожу внутрь, приближаюсь к самой миске, наклоняю над нею ведро. Карам равнодушно отвернулся, потянувшись встал и вялым шагом направился вдоль вольера мимо меня. Обычно так собаки показывают сдерживаемое и потому отчасти перенаправленное желание поскорее проверить содержимое миски — более из любопытства, нежели от голода. Конечно, не очень приятно то, что проделанным манёвром пёс, по сути, уже отрезал мне путь к выходу. Но суетиться по сему поводу не пристало. Нужно продолжать делать своё дело спокойно и размеренно, при том всевозможно и старательно излучая доброжелательство. Шансы разойтись миром очень высоки до тех пор, покуда я движусь плавно, но уверенно, и никакого мандража, либо агрессии собака во мне, в моих шевелениях, мимике, взгляде и голосе не заметила.

Наливаю я, значит, Караму каши, а сам слежу за ним неотрывно. Но не прямо смотрю — тут на матёрого кобеля с лидерскими замашками обращать пристальный взгляд абсолютно противопоказано, иначе можно сходу охапку с гаком пилюль огрести на совершенно законных основаниях, — а наблюдаю боковым зрением, благо оно у меня полностью отвечает требованиям профпригодности. И совсем не зря, как выясняется, наблюдаю. Зверь зашёл немного сзади, развернулся на меня, сверкнул позеленевшими разом глазами и подобрался для прыжка. Прыгнул Карам как-то вполсилы, даже лениво, ибо самоуверенно полагал, что я его коварства не вижу. А потому очень удивился, врезавшись раззявленной пастью в подставленное ведро. И хотя обладал он рожею размеров более чем приличных (фигурально выражаясь, такую и с похмелья не обделать), однако же распахнуть челюсти шире нежданно встреченного сосуда не сумел. В растерянности от непредвиденного препятствия, аномальный «азиат» сел на задницу и пару мгновений осмысливал случившееся. Успевши воспользоваться паузой, я прошмыгнул мимо него почти до самой двери, держа ведро двумя руками на уровне паха. Мысль беспокоила одна: не поскользнуться бы на пролитой каше. Заступничеством святых угодников не поскользнулся, повезло. Повторный бросок отражён ударом снизу, после чего я выскакиваю за дверь и захлопываю её за собой. Карам ломится следом. На беду, щеколда оказалась прижата дверью, по каковой причине сразу закрыть остервеневшую скотину не удаётся. Всей своей немалой массой гад напирает изнутри и одновременно пытается сквозь стальные прутья добраться зубами до моей руки. Но прутья наварены часто, и клыки едва задевают, не цепляя, лишь брезентовую рукавицу. Вольер на полметра поднят над землёй, и потому наши с Карамом физиономии находятся примерно на одном уровне. Вижу, что взгляд у него совсем уж ни на что не похож, разве что на лампочки зелёные, и осознаю, что коли дверь не удержу, то тут мне и хана полная. А держать трудно: земля обледеневшая и ноги твёрдо поставить не удаётся. Минут пять мы так бились, я уже стал слегка паниковать. И вдруг пёс будто выдохнул из себя что-то, обмяк, глаза его обрели прежнее надменно-спокойное выражение, после чего он недовольно покосился на меня, глубоко вздохнул и медленно удалился вглубь вольера.

Мое возвращение напарники встретили с плохо скрытым разочарованием. Я с порога заявил, что к подлому идиоту Караму больше в жизни не подойду ни за какие коврижки. К кому угодно другому, но не к нему. И слово своё сдержал. За год работы меня ни разу не тронули даже психи-«южаки», не говоря уже о собаках других пород, для которых свойственно нормальное устройство мозгов, и уволился я без единой приобретённой дырки не только на шкуре, но даже и на одежде. А Карама как тогда считал, так и до сих пор считаю первой увиденной в своей жизни сумасшедшей собакой, с каковой разговор может быть только один и самый короткий: пуля в голову. Ведь у него, как мне потом сказали, подобные заскоки случались вполне регулярно и без всякой видимой причины. В один прекрасный момент взбредёт в голову укусить — всё равно кого! — подойдёт и укусит. С шокирующей непосредственностью и совершенной незакомплексованностью. Прямо-таки типичный персонаж американского боевика, срывающий свои самонакрученные эмоции на случайно попавших под руку и уже наверно потому, по мнению сценариста, плохих парнях.

Второго такого маньяка, и тоже «азиата», я встретил спустя несколько лет.

Обратились ко мне за помощью очень приличные люди, у которых жил огромный и на редкость красивый десятимесячный щенок. Этот подрастающий амбал (по возрасту щен, а с виду здоровенный лосяра: не соврать бы, но уже тогда, пожалуй, пудов четырёх весом), обычно спокойный и уравновешенный, на протяжении нескольких недель периодически кусал их ребёнка, а однажды, ни с того, дескать, ни с сего, тихонько подойдя, цапнул и хозяйку. О мозгах и повадках «азиатов» я очень высокого мнения, и предположил про себя, что здесь, скорее всего, имеются какие-то скрытые мотивы, о которых хозяева умалчивают по незнанию, либо же не придают им должного значения. Например, вполне обычной в сходных случаях причиной бывает конфликтная ситуация вокруг собаки или ребёнка. Такого рода вещи лучше всего выявляются в процессе жёсткой дрессировки, когда становятся очевидными действительные отношения между людьми и собакой. Потому на первом занятии я попросил присутствовать всех членов их семьи.

Под принуждением щен вёл себя отнюдь не скандально и не со злостным упрямством, а вовсе даже наоборот — вполне покладисто и благоразумно, вне зависимости от того, кто дёргал за поводок и стучал стеком, отец семейства или мальчишка. Хозяева тоже показались с самой лучшей стороны: и любят собаку, и наказать не стесняются, и перегибов никаких не допускают. Пацанёнок, что кусанный был, уж точно не нытик и не трусишка, держится молодцом. В общем, никаких подозрительных моментов за два с лишним часа интенсивной работы у нас не обнаружилось, хотя «азиатёныша» мы провоцировали вовсю, предоставляя массу возможностей проявить гнилые замашки, да и хозяев я напрягал крепко, в ожидании, не замечу ли за кем истерической вспыльчивости, либо других каких нервических закидонов. В чём же тут, интересно, корень проблемы, чёрт ее побери?

В промежутке до второго занятия щен вёл себя мирно. Мы его опять нагрузили будь здоров как, и опять ничего крамольного наружу не вылезло. А вечером того же дня звонок: клацнул, гад такой, снова по мальчишке и снова беспричинно. «Что ж, — говорю, — вечерок я ради такого дела освобожу, да посижу у вас в гостях после следующей муштровки пару часиков, понаблюдаю за уродом в домашних условиях».

Ох и закрутил же я гайки на третий раз! Рядом с этим уроком прусская казарма времён Фридриха Великого показалась бы псёнку, будь у него возможность для сопоставления, не более чем пионерским лагерем. Придирался я к нему похлеще недоспавшего старшины хохляцкого происхождения. Ну и где хоть одна, хоть чуть видная зацепка? Нет ничего.

Сижу в гостях, выбрав место с обзором самым наилучшим. Внимание к себе стараюсь не привлекать, по возможности молчу и лишний раз не шевелюсь. Под рукой у меня заряженный стартовый пистолет, толстый «боевой» стек, который собачьим зубам не под силу, и связанная узлами стальная цепочка. С полчаса ждал, и вдруг — вот оно! Проходит пацанёнок мимо щена, в метре где-то, а тот, доселе тихо лежавший, как-то неестественно напряжённо поднимает голову, бесшумно встаёт и начинает следом за ним красться, все быстрее и быстрее. Ах ты тварь хищная! С криком вскакиваю, кидаюсь наперерез и швыряю цепочку. Попасть не попал, но всё-таки отвлёк и атаку успел прервать. Уже готовый было к нацеленному броску, раздосадованный моим вмешательством «азиатёныш», оскалясь, переключается на меня. Глазки у него мутные и определённо невменяемые. Бабахаю из пистолета дуплетом непосредственно перед зубастой харей. Грохоту столько — аж уши закладывает. Децибелы, используемые в больших количествах, против необстрелянных собак средство чрезвычайно эффективное и на практике не раз проверенное. Акустический удар по барабанным перепонкам ошеломляет их ничуть не слабее, нежели неожиданное приложение ко лбу, с размаху, увесистого подручного предмета. (Лечение психических припадков музыкой рекомендовали, кажется, ещё древние греки. Правда, неизвестно, что то была за музыка. Случаем, не бой ли в литавры над ухом? По крайней мере, самому знаменитому барду античности, Орфею, благозвучными аккордами спастись не удалось, когда взбесившиеся вакханки гурьбою набежали и жареный петух в соответствующее место клюнул. А встреть он в тот миг разгулявшиеся сверх всякой меры женские массы в упор не сладким треньканьем, а громом артиллерийского салюта, и где были бы те вакханки? На основании неоднократно проделанных опытов, смело берусь утверждать, что выстрелы, при грамотном их исполнении, приводят в чувство озверевших млекопитающих и утихомиривают низменные инстинкты куда надёжнее, нежели струны первой на всю Ойкумену кифары). В частности, так произошло и в нашем случае. Пыхающего злобой мерзавца внезапно и своевременно Яроизведённой канонадой унесло к стене едва ли не со скоростью звука. Однако он, всё ещё дурной, по-прежнему недвусмысленно показывал клыки и горел желанием добыть чужой кровушки. А не перебьёшься ли ты на сухом корме, голубь сизокрылый? Вот прослушай-ка для понижения аппетита ещё раз ту же мелодию! И палю длинной очередью, от которой щен плотно вжимается в угол. Нависаю над ним, готовый продолжить акцию психического, а при необходимости и силового подавления криминальных настроений. Но тут мой пациент то ли вздрогнул всем телом, то ли мне так показалось, но вслед за тем он повёл головой, и я увидел, что дикошарое выражение его мгновенно исчезло, сменилось нормальным. Теперь предо мною была совсем иная собака — та, которую я уже достаточно хорошо изучил по проведённым занятиям, предсказуемая и понятная. Всё ещё агрессивная, но другая. Да разве не с ней мне только что пришлось воевать? Самому в это не верилось.

Никаких определённых рекомендаций я своим клиентам не дал, попросил отсрочки на раздумье, а по пути домой всё не мог избавиться от ощущения, что виденная картина мне почему-то аж до боли знакома. И лишь на выходе из метро вдруг вспомнил, когда и где столкнулся с подобным впервые.

Добравшись до телефона, звоню и прошу зачитать мне щенову родословную. Так и есть, Карам приходится ему дедом. И чего же я сразу насчёт генов не подумал? Не иначе как склероз придвинулся вплотную. Пришлось извиняться за собственную глупость. Ну а дальше, понятно, рассказал, что знал о дедушкиных наклонностях, о бесполезности, в связи с больной на голову наследственностью, каких бы то ни было воспитательных мер, и порекомендовал немедленно вернуть психически ненормального красавца на его историческую родину — в питомник, где прежде держали Карама. Сами наразводили, пусть сами и мучаются. А среди людей такому жить нельзя. Без него идиотов хватает.
Предыдущий рассказ | Содержание | Следующий рассказ
 
кинологический клуб Лианозово кинологический клуб Лианозово Есть вопросы?
Ответы — на нашем форуме!
  © 2008 Кинологический Центр Лианозово

Rambler's Top100 Яндекс.Метрика
напиишите нам  kclianozovo@mail.ru  
(499) 201-28-96
г. Москва